Эпизод 3. На запад
читать дальше
Встретимся ли мы снова
Там, за поворотом круга?
Мы с тобой одной крови,
Отражения друг друга.
Где же ты, мой брат, кто же ты, мой друг,
Где же ты, моя любовь?
На двоих одно сердце,
Девять королевских судеб,
И бесшумные звери,
И бесстрашные люди…[1]
Там, за поворотом круга?
Мы с тобой одной крови,
Отражения друг друга.
Где же ты, мой брат, кто же ты, мой друг,
Где же ты, моя любовь?
На двоих одно сердце,
Девять королевских судеб,
И бесшумные звери,
И бесстрашные люди…[1]
Как многие дома Тириона, королевский дворец был тих и пустынен. Нерданэль долго колебалась — идти ли? Но ей хотелось увидеть Индис, и она чувствовала, что должна ее поддержать. А может, она сама искала опоры в это сумрачное время. Нерданэль не сомневалась, что отныне для нее всегда будут царить сумерки. Даже если Валар… нет, когда Валар снова сотворят источник света для Амана, тень, окутывающая ее сердце, не исчезнет. И никакой свет не заполнит пустоты внутри. Если свет теперь способен хоть кого-то спасти.
Нерданэль ступила на крыльцо. Именно тут все началось, думали сперва многие. Она была из тех, кто знал, что все началось задолго до рокового совета и уж, конечно, не на ступенях королевского дворца.
Индис была не одна. Вместе с Анайрэ она сидела в комнате, которая когда-то служила спальней юным принцам; и Нерданэль на миг почувствовала себя чужой и этому месту, и им, связанным родством. Не то же ощущал Феанаро, каждый раз оказываясь тут?
Ей показалось, что по-настоящему понимать его она начала только сейчас. Даже на мгновение приоткрывшейся двери в это понимание было слишком много для осознания того, сколь многое ей еще предстоит постичь о нем. Уже без него. Но видит Эру, он вернется; иначе ей просто не о ком жить.
Индис нашла в себе силы улыбнуться Нерданэль.
— Хорошо, что ты пришла, — сказала она своим обычным мягким голосом и похлопала по подушкам дивана, приглашая гостью садиться. — Сейчас не надо быть одному… одной, — добавила Индис чуть тише.
Анайрэ кивнула в знак приветствия и предложила Нерданэль чаю. Та согласилась; ей было все равно, что делать, лишь бы чем-то себя занять.
Анайрэ принялась неспешно заваривать чай. Руки у нее уже почти не дрожали; и она мысленно себя похвалила.
Царящее молчание было не в тягость; оно было чем-то естественным, такой же неотъемлемой частью дома, как мягкие кресла или мозаичный пол. Нерданэль старалась не думать, почему они выбрали именно эту комнату.
Индис, словно подслушав ее мысли, произнесла:
— Это самые маленькие покои во дворце. Я даже представить не могу, чтобы пойти… — горло у нее все-таки перехватило.
Нерданэль успокаивающе коснулась ее руки.
— Я понимаю… я сама… — она хотела было объяснить, но поняла, что нужды в этом нет.
Анайрэ справилась с чаем. Она была совсем спокойна, но брать в руки чашки все же не рискнула и указала на них жестом. Нерданэль поблагодарила и взяла с подноса обжигающе горячую чашечку, которая приятно согрела застывшие руки. Она так мерзло, ужасно мерзла; и сколько бы не старалась согреться, пальцы оставались ледяными.
Чай был ягодным и пах сладостью.
— Спасибо, Анайрэ, — еще раз сказала Нерданэль.
— Это новый рецепт, от Эарвен, — ответила та, словно они собрались как обычно, чтобы поболтать о текущих делах.
Эарвен… Эарвен была сейчас в Альквалондэ, где… Нерданэль не хотела, не могла сейчас идти туда; это было выше ее сил — взглянуть на то, как нолдор проложили путь к свободе.
Индис глядела в окно и мыслями, казалось, была далека отсюда.
— А что твои невестки? — спросила она.
— Не знаю… Я их еще не видела, — удивляясь сама себе, ответила Нерданэль. Ей на самом деле не пришло в голову пойти к жене Атаринкэ или Макалаурэ. Не сейчас… после. У них впереди целая вечность, чтобы… Чтобы что?
— А Финдекано так и не женился, — внезапно произнесла Анайрэ.
— Может, оно и к лучшему, — отозвалась Нерданэль.
Анайрэ бросила на нее странный взгляд, но ничего не ответила.
Нерданэль размешивала чай, который постепенно остывал. Ей казалось, что мысли расползаются, и она никак не могла их связать; она водила ложечкой в чашке, будто пытаясь собрать все воедино, но это никак не удавалось. Нерданэль тихонько вздохнула.
Индис снова смотрела в окно, словно совершенно забыв о том, что не одна. Можно было ли ее в этом винить? Ее муж уже был в Чертогах, и ей оставалось только надеяться, что ее дети там не окажутся.
А кто виноват, шепнул вкрадчивый голосок внутри. Кто виноват, что все так вышло? И когтистая лапа ласково прошлась по сердцу, оставив кровавые борозды; и снова слегка приоткрылась дверь в понимание. Нерданэль закусила губу. Сколько должно пройти времени, сколько должно остаться шрамов, чтобы эта дверь распахнулась настежь? И дотянет ли она до того момента? И будет ли ей по силам это понимание?
Чай окончательно остыл, но не стал от этого менее вкусным. Нерданэль в два глотка осушила чашку и поставила ее обратно на поднос с легким стуком, который прозвучал удручающе громко.
Она уже почти начала жалеть, что пришла. Ей казалось, что Индис нужна поддержка; но тут была Анайрэ, которая несомненно ближе вдове короля. Да и сама Индис ушла в себя, почти ничего не замечая вокруг. Но Нерданэль было все равно, где сидеть и молчать, и она осталась.
Когда-то она помогала Индис вышивать для детской эти диванные подушки. Феанаро, увидев результат, коротко сообщил, что ему жаль, что Нерданэль не может учиться вышивке у действительно искусной в этом мастерицы. После этих слов Индис проплакала до второго смешения Древ, и Нерданэль напрасно старалась ее утешить. Когда же она, вернувшись домой, с возмущением начала отчитывать мужа, он молча стоял перед ней с холодным и отчужденным лицом; а после того, как Нерданэль закончила изливать негодование, сухо заметил, что привык оценивать чьи угодно творения так, как они того заслуживают, ушел и заперся в мастерской на несколько дней. Вышел он с прелестной брошью, которую затем вручил Индис, сказав, что хочет загладить, быть может, слишком резкие слова. Индис охотно его простила; она никогда не могла долго сердиться на Феанаро и всегда желала быть ему другом. И только Нерданэль знала, чего ему стоил этот жест. Когда она сказала, что высоко ценит его поступок, он ответил: «Я сделал это ради тебя, а не ради нее».
Какой клубочек воспоминаний разматывается от маленькой диванной подушечки, подумалось Нерданэль. Ей всегда было нелегко из-за отношения Феанаро к подруге. Но она знала, что гораздо хуже приходилось Финвэ, а хуже всех — самому Феанаро. Исправить тут ничего было нельзя; оставалось только всеми силами поддерживать в большой семье Финвэ мир.
И худо-бедно это удавалось, пока не появился Моринготто.
— Я все думаю, — вновь заговорила Индис, — сколько же Финвэ пробудет там.
Где — там, уточнять не пришлось.
— Не может быть, чтобы долго, — добавила Индис, стиснув руки; и только этот жест выдал ее отчаяние.
— Конечно, не может, — сказала Анайрэ, и по ее лицу было видно, что она действительно в это верит.
Нерданэль промолчала; она хотела было сказать, что тоже так думает, но ей пришло в голову, что в Чертогах бродит фэа по-настоящему искусной в вышивке мастерицы. Индис, вероятно, настигла та же мысль, потому что она тяжело вздохнула.
Где-то в глубинах дворца раздались шаги. Непривычно спокойный звук: здесь никто никогда не умел ходить размеренно и тихо, все если и не бегали, то передвигались очень быстро; и тихая ровная поступь сейчас была как никогда удивительна.
На вопросительный взгляд Анайрэ Индис пожала плечами.
— Я никого не жду, — слова ее прозвучали двусмысленно. — Не все ли равно…
Шаги приближались. Казалось, идущий нисколько не спешит.
Да так оно и было; ему было незачем торопиться, вся поспешность осталась у тех, кто всегда очень быстро бегал по этой мозаике, сколько бы лет им ни было. Он поежился. Выходит, он отныне один за всех?
Рука на миг замерла, прежде чем толкнуть изукрашенные серебром двери. Они распахнулись легко и сразу настежь, словно кто-то раскрыл их ему навстречу.
Индис закричала.
***
Я все так же не отрываю взгляда от севера. Мой брат ушел на запад; тот, кого я всегда хотел звать братом, ушел на восток; почему же мне выпала эта дорога?
И что скажет Анайрэ, если я не верну ей детей?
***
— Amme, — сказал Арафинвэ, — я вернулся.
Три пары глаз смотрели на него с радостью, ужасом и страхом одновременно.
— Нет, они… Все были целы, когда я уходил, — неловко закончил он.
Индис всплеснула руками и бросилась его обнимать. Она едва доставала до плеча младшему сыну. Арафинвэ стоял, затаив дыхание, и старался не стискивать ее слишком сильно.
Наконец, Индис выпустила его из объятий. Она жадно вглядывалась в лицо сына, пытаясь понять, что же произошло.
Арафинвэ сел между матерью и Анайрэ. Не требовалось вопросов, чтобы понять, чего от него ждут. Весь путь до Тириона он мучительно раздумывал, как рассказать им о том, что случилось. Как объяснить.
— На севере нас встретил Намо Судия, — начал Арафинвэ. — И предрек неисчислимые беды, горе и предательство.
— Кому? — подалась вперед Индис.
Арафинвэ опустил голову.
— Гнев Валар лежит на доме Феанаро и всех, кто последует за ним, — тихо сказал он.
Анайрэ побелела.
— Это он всегда был во всем виноват! — крикнула она. — Из-за него погиб Финвэ и погибнут все остальные! Будь у него сердце, он освободил бы Нолофинвэ от данного слова. Но видно, его фэа так же черна, как у Моринготто!
— Анайрэ! — в один голос воскликнули Индис и Арафинвэ.
— Да, черна! — продолжала та. — Иначе он не бунтовал бы против Валар. Да разве может эльда напасть на своих родичей?
— Нолдор победили в Альквалондэ благодаря Финдекано. Твои дети не ушли чистыми, Анайрэ! — возразил Арафинвэ.
— А кто, кто, кто в этом виноват?!
По полу рассыпались осколки, мгновенье назад бывшие чашкой. Без единого слова Нерданэль поднялась и вышла, аккуратно прикрыв двери, отрезавшие рыдания Анайрэ.
Спустившись по ступеням белого мрамора, она вышла на площадь и побрела вслепую к дому родителей. Не заходя внутрь, Нерданэль направилась прямо на конюшню. Она пустила серого коня вскачь, прочь из города, дальше и дальше, неизвестно куда. Она гнала и гнала, не замечая, в какую сторону едет. Ветер свистел в ушах, и поля уносились назад с пугающей быстротой.
Она ехала до тех пор, пока конь сам не начал замедлять бег и, наконец, не остановился окончательно.
Так вот куда она приехала. Лориэн. Ледяная рука стиснула ей сердце. Что ж, может, ее вели сюда Валар. Нерданэль спешилась и похлопала жеребца по шее, отпуская его. Всхрапнув, тот повернул на обратную дорогу к городу.
Нерданэль ступила под сень золотого леса. Даже сейчас в нем разливалось мягкое сияние. Он был таким же умиротворенным, как и всегда, когда она приходила сюда. Нерданэль прислонилась к теплому стволу лбом. Ирмо исцеляет многие раны; но и ему не все под силу. И впервые она подумала о сне Мириэль спокойно и без дрожи.
Кто-то коснулся ее руки. Нерданэль сердито повела плечом, отмахиваясь от непрошеного собеседника, кто бы это ни был, хоть сам хозяин Лориэна.
— Нерданэль, милая. — Рука с ее плеча исчезла.
Она замерла, не в силах поверить, что слышит эти до боли знакомые нотки и привычно быстрый и четкий выговор, словно говорящий стремится как можно скорей высказать свои мысли.
Не может этого быть, в смятении думала она, медленно разворачиваясь. Но глаза говорили — может, узнавая в никогда прежде не виденной нолдиэ родные черты.
— Мириэль, — выдохнула она, протягивая руки.
Та молча обняла ее, и Нерданэль почувствовала, как по лицу бегут горячие слезы.
Только слегка успокоившись, Нерданэль отстранилась.
— Прости, — прошептала она, — я слишком измучена и…
— Не надо извиняться, — ласково ответила Мириэль, проводя ладонью по ее мокрой щеке. — Я здесь затем, чтобы помочь…
— В этом бессильны даже Валар, — с горечью прервала ее Нерданэль, усаживаясь под деревом. Ноги ее больше не держали.
— Помочь понять, — закончила Мириэль, с сочувствием глядя на нее.
— Ты здесь, а значит, Финвэ… — произнесла Нерданэль.
— Да. — Короткое слово упало камнем и глухо стукнулось о землю.
Глаза Мириэль — бездонный колодец, затягивающий омут. Нерданэль отвела взгляд. «А как же Индис?» — вспыхнула мысль. И погасла, как задутая свеча. Вслух она сказала лишь:
— Почему?
Мириэль сорвала с дерева лист и повертела его в пальцах, разглядывая.
— Я хотела увидеть сына до того, как он уйдет. Удержать его.
Она вовсе не желала пересказывать их разговор с Финвэ.
— Я опоздала. — Пальцы разжались, и лист, плавно покачиваясь, опустился на землю. Нерданэль проследила его полет.
— Ты вернешься обратно?
Отрицательное покачивание головой.
— Но и среди эльдар я не буду. — Мириэль сорвала другой лист. — Теперь я помогаю Вайрэ.
— Почему ты ушла тогда? Почему оставила его? — вырвалось у Нерданэль против воли. Она моргнула, пытаясь стряхнуть с ресниц соленые капли.
Еще один лист упал на землю.
— А ты?
Нерданэль вскинула голову.
— Он пошел против Валар.
Взгляд серо-зеленоватых глаз прожигал ее насквозь. Она знала, что Феанаро похож на мать, но даже не могла вообразить, насколько.
И под этим взором она вновь опустила голову. Комок в горле мешал ей говорить.
— Он больше не нуждался во мне, — с трудом проговорила Нерданэль, сцепив пальцы так, что они побелели. — А ты была ему нужна. — Она знала, что слова звучат осуждающе, но ничего не могла с собой поделать.
Мириэль опустилась на траву рядом с женой сына.
— Как и ты, — возразила она, легко касаясь руки Нерданэль.
— Я просила его остановиться. Просила остаться. А он велел мне приберечь дурные пророчества для Валар! — яростно воскликнула та. — Я никогда его не прощу, — добавила она и прикрыла глаза, судорожно вздохнув.
— А о чем просил тебя он?
— Пойти с ним, — не задумываясь ответила Нерданэль, наматывая на палец медную прядь.
— Простит ли он тебя?
Ей было невмоготу слышать этот голос. Она злилась на Феанаро за то, что он ушел, на Мириэль за то, что она напоминала о нем, и на себя — за то, что пришла сюда.
— Я не его вещь, — глухо сказала она, не открывая глаз. — Я не могу следовать неверным путем.
Золотистые сумерки окутывали их. Еле слышно шелестели ветви.
— Значит ли это, что верность пути для тебя дороже того, кого ты любишь?
Все эти вопросы Нерданэль задавала себе не раз; но никогда она так не сомневалась в ответе.
— Значит, — еле слышно проговорила она.
Мириэль обняла ее за плечи.
— Он сделал такой же выбор, — до того прохладный голос потеплел. — За что же тебе винить его?
От Вышивальщицы веяло уверенностью и спокойствием; не холодной незыблемостью Мандоса, не усыпляющим спокойствием Лориэна и не мертвящим покоем покинутого Тириона, а уверенностью того, кто не колеблется, сделав однажды выбор.
— Почему ты ушла, Мириэль? — повторила Нерданэль свой вопрос.
— Я не ушла. Я умерла, — поправила та с легкой грустью. — Валар не в силах исцелить мою фэа, ибо это не болезнь и не искажение. То, что ты видишь сейчас, лишь тень Мириэль, какой она когда-то была.
Шелестели ветви. В замершем мире не осталось ничего, кроме этого звука.
— Я отдала ему все. Себя. Смелость и упрямство, искусность рук и быстроту ума.
— Даже взгляд и улыбку, — прошептала Нерданэль.
— И умение принять решение и ответственность за него, — продолжила Мириэль. — Меня больше нет. Я живу в нем.
Она умолкла и опустила ресницы. Нерданэль старательно разгладила платье на коленях.
— Он очень похож на тебя. И на Финвэ, — нерешительно сказала Нерданэль. — И ни одного из вас я не могу понять до конца, — добавила она скорее для себя. — Думаю, что никто не может.
Мириэль ничего не ответила, с некоторым любопытством глядя на нее.
— Ваши дела и поступки нельзя объяснить, — продолжала Нерданэль, — вы только и делаете, что…
— Рушим устои? — отозвалась Мириэль.
Нерданэль кивнула. Как ни странно, ей стало чуть легче.
— Наверно, тебе придется к этому привыкнуть.
— Я дождусь его. И если понадобится, я буду ждать до конца мира, — ее глаза все еще были влажными, но голос звучал твердо.
Мириэль одобрительно наклонила голову.
— Я знала, что сон в Лориэне — не для тебя.
И золотистые сумерки обняли сердце теплом.
Сноски:
[1] Мельница «Звери»